10 декабря, 2015

Алексей Венедиктов: «Количество поглощённого с Лавровым виски позволяет говорить ему абсолютную правду»

Алексей Венедиктов: «Количество поглощённого с Лавровым виски позволяет говорить ему абсолютную правду»

Главный редактор радио «Эхо Москвы» в интервью главреду Оренполит.ру Алексею Козлову рассказал, на какие вопросы региональных журналистов устал отвечать, о своих друзьях в администрации президента и о том, почему Сергей Лавров говорит с ним не стесняясь в выражениях

— Алексей Алексеевич, вы много ездите по регионам, и в этот приезд, я знаю, у вас было много встреч. Есть ли какие-то вопросы от региональных журналистов, на которые вы устали отвечать?

— От региональных журналистов есть одна тема, которую я действительно уныло пытаюсь комментировать, когда меня спрашивают: «Впечатления о городе?» или «Какова политическая ситуация в городе?». Послушайте, я здесь два дня, и я — турист, по сути. Мои поверхностные наблюдения не являются интересными никому. Интереснее, когда ты проехал десять городов и сравниваешь. Тогда возникает некая история. Но отдельно, конечно, это просто непрофессионально и утомительно. Для меня непрофессионально, в первую очередь, отвечать на эти вопросы.

– Раз уж я сам увёл вас в профессиональную тематику, давайте продолжим. Вы как-то, возможно, квалифицируете региональные медиа и их модели взаимодействия с властью?

— Конечно, чтобы это сделать, не нужно даже выезжать из Москвы. Понятно, как построить подобные модели. Их всего два вида: модель партнёрства и модель зависимости. А дальше, внутри этих моделей, есть нюансы, которые иногда становятся главными. Мне очень важно, чтобы «Эхо Москвы» в регионах строило партнёрские отношения со всеми политическим силами, как это [происходит] в Москве. Эта модель действует в интересах слушателей. Я имею в виду финансовые отношения.

Политические партии и их лидеры уважают медиа за редакционную политику. Не обязательно соглашаются, не обязательно поддерживают. Медиа, в свою очередь, с уважением относятся к людям, которые представляют собой избирателей. Собственно, вот это я хотел построить как общий бренд «Эха».

— Какие они — уважительные отношения со стороны власти к медиа, и наоборот?

— Со стороны медиа к власти всё понятно: мы здесь для того, чтобы обслуживать наших слушателей, а входят в их число представители власти или оппозиции — это другой вопрос, это их выбор. В первую очередь, мы должны организовывать площадку для различных дискуссий между разными политическими силами. Мы должны комментировать эти мнения или эти новости, не искажая их природы и сути. Журналисты не могут играть на стороне одной политической силы. Вы знаете, что на «Эхе Москвы» есть абсолютно антиконституционный запрет: журналистам нельзя быть членами политической партии. Этот запрет прописан в Уставе. Он нужен для доверия со стороны слушателей.

А со стороны власти, безусловно, через медиа надо знакомить слушателей со своими решениями или проектами решений. Не бояться приходить на дискуссии по обсуждаемым темам или на интервью, отвечать на вопросы журналистов без требований задавать или не задавать те или иные вопросы.

Это абсолютно производственные и, значит, партнёрские отношения. Одни [действуют] в интересах своих избирателей, другие – в интересах слушателей. И это не обязательно пересекающиеся круги.

— Я так понимаю, идеальная модель взаимодействия журналиста и общества по-вашему — это, наверное, ангажированность обществом.

— Нет. Ну слушайте, мы же не дети. Журналист ангажирован всей своей предыдущей жизнью. Журналист не может быть объективен просто потому, что он сам субъект. Как сам субъект может быть объективен? Так не бывает. Так же, как медиа не может быть объективным, потому что его делают люди.

Но нужно стремиться к большей или меньшей взвешенности и объективности. Вернее, к большей, конечно. Но насчёт ангажированности обществом... я не думаю, что журналист должен идти за требованиями своих слушателей. Он должен удовлетворять их требования, иначе они не будут слушать, но при этом руководствоваться, прежде всего, своим пониманием важности, справедливости, честности. Я не идеалист, отнюдь. У меня работают разные журналисты с разными политическими, религиозными, этическими взглядами. Разными пониманиями журналистики. Моя задача как главного редактора — найти баланс с тем, чтобы наши потребители — наши слушатели — получали тот продукт, который мы лучше всех изготавливаем.  


«Количество поглощённого с Лавровым виски позволяет говорить ему абсолютную правду»


— От медиа к политике. В ком из российских политиков вы разочаровались больше всего за последний год?

— Знаете, не солгу, и даже не слицемерю. Я не очаровывался ни российскими политиками, ни политиками из других стран. Поэтому разочарования у меня нет. Просто я не очаровываюсь.

Я научился холодно и отстранённо наблюдать за политиками. Даже за теми, с кем у меня неформальные отношения.

— Для себя внутренне, или даже для радиослушателей вы как-то охарактеризовываете текущее состояние дел в политике?

— Во внутренней политике?

— Да.

— Она находится, на мой взгляд, в зоне неуверенной и большой турбулентности. Мы видим судорожное изменение законов. Это означает, что тренд не выбран. Ни тренд на развитие, ни на демократию, ни на улучшение демократии. Мы видим, что после 2011-2012 годов были приняты некоторые меры политического характера, повышающие конкурентность в политической борьбе. Например, небольшое число [подписей] для регистрации партий. Продолжается избрание губернаторов. Но при этом произошла отмена выборов мэров. Я понимаю, почему так происходит. Потому что одним из главных конфликтов в политической структуре России является конфликт между губернатором и мэром столичного города. Этот конфликт решён вот таким странным образом. Я уж не говорю о том, что муниципальные выборы Конституцией отделены от государства. Это ошибка, которая будет исправлена. Такую же ошибку допустили в 2003 году с отменой выборов губернаторов. Выборы мэров вернут, но мы потеряем время. И в это время не будет развиваться политическая система. Мне кажется, в лице мэров государство имело отличную запасную площадку.

И когда мне Володин говорит: смотри, в Париже мэра избирают муниципальные советники. Да, в Париже мэра избирают муниципальные советники, а во всех остальных городах? Слушайте, почему надо брать в пример только то, что нам нравится. А в следующий раз он скажет, что мэра, например, в Чикаго избирают.

Кроме того, по-прежнему идёт откат на снятие неудобных кандидатов, даже тех, которые не представляют никакой угрозы для партии власти. Доверие к выборам — это очень важный элемент будущей стабильности или нестабильности. Если даже те, кто голосует за партию власти, будут понимать, что это шутовские и клоунские выборы, то они, конечно, проголосуют, но когда начнутся протесты, они же выйдут на улицу. Поэтому мне кажется, что пик, достигнутый в 2013 году в сентябре, на развитие конкуренции в политической среде сейчас, безусловно...

— Сворачивается?

— Сворачивается, конечно.

— А как же заявление, исходящее от администрации президента, либо лично от Володина...

— Послушайте, я с Володиным дружу реально. Я с ним неформально давно общаюсь и знаю, что он был сторонником изменения политической системы. Но он же не первый человек в государстве. Администрация обслуживает первого человека.

Мы видели по выборам 2014 года, что идёт тренд на сворачивании того, что было в 2011-2012 годах. Всё это превращает выборы в некую ненужную, то есть нужную, конечно, для фасада, но бессмысленную историю советского плана. С фейковыми партиями. Поэтому я только пожимаю плечами и говорю всем свою точку зрения.

— Получается, исходя из того, что вы сейчас сказали, ничего положительного от выборов в Госдуму ждать не стоит?

— Нет. Я считаю чрезвычайно положительным решение о возвращении одномандатных округов. Я в своё время говорил, что невозможно избирать анонимных людей за головами Путина, Жириновского или Зюганова. Это неправильно.

Поэтому я ожидаю сам факт борьбы на одномандатных округах. Вот мы как раз с Володиным говорили про это... Слава же человек, который проходил выборы именно по одномандатным округам.

— Да, в Саратове.

— И он это умеет. Его соперником по округу был губернатор, но он выиграл эти выборы. И тяжело выигрывал, и вёл работу. Я знаю, он понимает, что это такое. Этим должны заниматься более закалённые политические бойцы, которых не так легко поставить под ружьё. Но будет вопрос допуска. На сегодняшний день не четыре, а, кажется, семь или одиннадцать партий будут допущены без сбора подписей.

— Четырнадцать даже.

— Это тоже из позитивного. Поэтому я не говорю, что всё негативно. Но это всё-таки остатки 2012 и 2013 годов. А мы все видим, я повторяю, обратную историю: в практике снятия кандидатов на местных выборах и отмены выборов глав на местах.

— Наверное, турбулентность — это результат отсутствия стратегии, или неявной стратегии. Она влияет и на внешнюю политику...

— Нет, подождите, стратегия понятна. Стратегия у всех одна и та же во всём мире — это удержание власти правящей партией. Мы видим, как при Миттеране (экс-президент Франции (1981-1995) — «ОП») тоже менялся избирательный закон. Сначала в одну сторону, потом в другую. Но это — стыдная история, стыдные танцы. Ну, выигрывайте в честной борьбе. Тем более, у партии власти всегда есть административный ресурс в лице огромной группы бюрократов, которая «поставлена» политически этой партией в любой стране.

— Извечный вопрос. Большинству расставаться с властью всегда сложно.

— Всегда так. Знаете эту смешную фразу, мол, что за страна такая эта Америка, где за полгода не известно, кто будет президентом.

— Да, это хороший шуточный аргумент.

— Хорошая шутка. Я напомню — в странах восьмёрки партия власти приходит всегда с 52%-53%. Поэтому они самые развитые — развита конкуренция. Конкуренция в политике, между институтами власти, в экономике, в идеологии. Это всё керосин, который поджигает. А если керосина нет, то все с унылыми лицами топчутся на месте. В крайнем случае, ведётся внутривидовая борьба, но она же не голосами избирателей решается, а разговором с начальником.


«Если керосина нет, то все с унылыми лицами топчутся на месте»


– Мне известно, что у вас есть давнее личное знакомство с Лавровым...

— Да.

— ... который является одним из очень ярких представителей нашего дипломатического корпуса. Безусловно, очень талантливым. И во многом он все эти кризисные ситуации вытаскивал на себе, и это было видно даже через «картинку».

— Он очень рабочий. Я имею в виду, такой работяга. Я помладше его, кажется, но сбиваюсь с ног, когда я с ним в поездках, просто валюсь с ног, а он потом ещё сидит, пишет телеграммы в Москву, с помощниками разрабатывает стратегию. Мы часто спорим, на самом деле, у нас разные [представления]. Количество поглощённого совместного с ним виски позволяет говорить ему абсолютную правду. Он мне тоже говорит правду, особо не стесняясь в выражениях, когда рядом нет дам. Но то, что он по работоспособности просто чудовище, это правда.

— В связи с Лавровым и его чудовищной работоспособностью, по вашим оценкам, куда всё движется во внешней политике? Понятно, что это серьёзные дела политических игроков за то, кто главный в песочнице.

— Смотрите, после 1989 года американский президент, я не помню, кто из них, по-моему, Буш-старший, сказал, что никогда больше мир не будет поделён на зоны влияния. Это не вопрос однополярного или многополярного мира, это вопрос просто о том, что концепция деления мира умерла.

Концепция становления ялтинско-потсдамского мира — вот это моя зона интересов, вот это ваша зона интересов, а это совместная зона интересов — устарела. И я неоднократно говорил об этом с Лавровым, я его не могу убедить. Как я могу убедить в этом подчинённого президента — министра, если глава государства придерживается такой точки зрения?

Моя концепция заключается в другом. Есть набор, я знаю, что это обсуждается, общих угроз. Для России общие угрозы — это понятно: исламский фундаментальный терроризм и китайская экономическая экспансия. Это помимо эпидемий, кибервойн и так далее. Если угрозы признаются, то есть вопрос: кто является нашим естественным союзником в борьбе против исламского терроризма и китайского экспансионизма? Мне кажется, что сейчас государства объединяют общие угрозы, а не то, что у каждого своя песочница.

— Вот эта ваша миротворческая позиция, и некоторых других медийщиков, и политиков — она когда может быть реализована?

— Жизнь заставит. Последние теракты во Франции и России показали, что эта угроза есть. Нельзя игнорировать то, что в рядах террористической организации ИГИЛ (запрещена в России — «ОП») служат или воюют российские, французские, британские, американские граждане. Именно поэтому мне кажется, что такое продвижение к понимаю есть, именно поэтому Путин в Нью-Йорке говорил о новой антигитлеровской коалиции. Вот это и есть ответ на угрозу, а не разделение мира. Сталин тоже хотел делить мир вместе с Черчиллем, но сначала нужно было победить фашизм, и в этом смысле президент прав.


Алексей КОЗЛОВ

Фото: Ольга Голенских