- Игорь Валентинович, ваша трудовая деятельность под руководством Донковцева началась в 90-е годы. Оставалось ли тогда время у работников городской администрации хотя бы думать о проблемах культуры?

- В середине 90-х, когда развалился Советский Союз, когда рухнуло вообще все, когда не ясно было, куда бежать, где что покупать, рушились все устои и связи. В этот момент Геннадий Павлович, как глава, разумеется, в первую очередь занимался вопросами жизнеобеспечения города, и он мог бы сказать: «Мне надо накормить людей, дать свет и отопление». Но все-таки он достаточно серьезно занимался культурой, несмотря на всю эту разруху. Он понимал, что в такой ситуации нужно сохранить культурное наследие, как бы громко это не звучало. Именно в 90-е был создан муниципальный камерный хор, муниципальный камерный оркестр, поставили памятник Пушкину и Далю. В то же время открыли Оренбургское муниципальное книжное издательство, за что Донковцев получил первую в стране премию «Попечитель книжного дела России». У нас ведь в 40-50-е годы существовало Чкаловское книжное издательство, но потом оно исчезло, появилось Южно-Уральское книжное в Челябинске. И вот в середине 90-х он пригласил оттуда Любовь Петровну Петрову – хорошего специалиста, профессионала, и создал издательство, которое просуществовало до конца руководства Донковцева. Потом оно как муниципальное исчезло, а через несколько лет Геннадий Павлович воссоздал его как «ООО». Теперь этим издательством занимаемся мы. Чужие инициативы он тоже поддерживал. Вот, к нему пришел Давид Чарный – инженер с «Радиатора» – и сказал: «Мы хотим проводить фестиваль еврейской культуры». Донковцев сказал «делайте», и появился такой уникальный проект. Для 90-х годов это не само собой разумеющиеся вещи. Это ведь как гражданская война была: когда на Украину посылали «уполномоченного по сахару» сопровождать эшелон с сахаром для Оренбурга. Представьте себе! Вот это были 90-е годы. То есть Донковцев мог бесконечно заниматься трубами, люками, сахаром, очередями в магазины, но, тем не менее, культуре он уделял огромное внимание. Этим он занимался и потом, после ухода с поста главы.

- О Геннадии Павловиче говорят как о человеке с обостренным чувством долга. В чем это выражалось?

- У него была такая фраза – я не знаю, придумал он эту формулу сам, или где-то услышал – «Не можешь – не обещай, пообещал – сделай». Это была его суть. Если уж пообещал, то разобьется в лепешку, но сделает. Что касается профессионализма, как о руководителе города о нем слагали легенды. Говорили, что он знает каждый колодезный люк, каждый вентиль на теплотрассе. Это действительно была феноменальная способность. Ему не надо было смотреть на карту города, он уже знал где, на какой улице, какая труба. Еще он был абсолютно открытым человеком. Не нужно было никаких удостоверений, чтобы заходить в администрацию города. Ну, сейчас время другое, терроризм, все боятся. А тогда зайти мог каждый, и каждый мог к нему попасть. У него были знаменитые приемные «без пятнадцати час». Это знают люди моего поколения и чуть старше, кто с этим сталкивался. В рабочий день любой руководитель любого уровня мог прийти к нему в приемную без пятнадцати час, он запускал всех, и по порядку, но очень четко, в темпе рассматривал вопросы: слушал проблему, либо решал, либо звонил, либо говорил, куда идти. И эти встречи могли занять весь обеденный перерыв, но это никогда не длилось больше часа. Вот, зашли 40 человек, он быстро все рассматривал. У него нельзя было мяться и говорить «ну, у меня тут личное». Он говорил, здесь нет личного, ты пришел, как руководитель. Ну, иногда, конечно, мог сказать, чтобы тогда зашли позже. Так и с подчиненными было.

---

Первые визиты в Оренбуржье известных людей: Мстислав Ростропович, Юрий Энтин, Давид Тухманов и другие – это все было бы непосильно без связей Геннадия Павловича

---

- Он был жесткий человек?

- Нет, он не был жестким. Он просто был человеком, который не боялся принимать решения, и который очень быстро ориентировался. Он каждый вечер забирал кипу документов, которые ему готовили на подпись. Он дома все подписывал. Все знали: если ты успел до его отъезда (не до конца рабочего дня, а до физического отъезда из здания администрации) вкинуть какую-то служебную записку, соответственно, на следующий день в 8 утра на ней уже будет соответствующая  резолюция. У него не было долгих размышлений, длительных совещаний. Потом, когда Юрий Николаевич Мищеряков пришел, какой-то первый период даже текущие вопросы решались, как всем казалось, очень долго, обстоятельно.

- Легко работалось под таким руководством?

- Мне работалось легко. К нему мог обратиться любой. Я, например, не был замом главы города, но, несмотря на то, что между нами был курирующий зам по экономике Алексей Станиславович Пешков, в основном все вопросы, которые не были завязаны исключительно на экономике, решались напрямую.

Были такие моменты: приходишь к нему, он говорит: «Так, вот это надо сделать». Ты понимаешь, что это невозможно, неправильно, а он: «Так, ты меня понял? Вперед!». В этот момент дальше бороться было бесполезно, но если я, как руководитель подразделения был уверен, что я прав, я просто приходил вечером и все еще раз объяснял. Он всегда прислушивался, и если это было разумным предложением, он не боялся менять свою точку зрения.  

- Вернемся к теме культуры. Получается, фонд «Евразия» стал своеобразным продолжением работы Донковцева в культурном направлении?

- Можно и так сказать. В октябре 2000 года я – начальник управления международных связей администрации города, Рустам Галимов – начальник пресс-службы и моя заместитель Наталья Кутехова для себя решили, что пора уходить из администрации. Была масса каких-то интересных проектов, которые хотелось продолжать, но только без экономического блока, который был в нашем управлении. Городские автобусы, создание оренбургского троллейбуса, энергосберегающее уличное освещение, автомобили скорой помощи, сельхозтехника – это, безусловно, интересные и непростые проекты, они были нам дороги, но вне муниципалитета нас интересовала именно культура. И где-то в октябре 2000 года мы пришли к Геннадию Павловичу, который уже не был главой, и сказали: «У нас есть идея: мы хотим создать некий фонд, сохранить культурную составляющую и нашу международную деятельность без внешней экономики».  Он сразу же сказал: «Откуда деньги?» Мы усмехнулись: «Ну, вам-то не сложно». На что он резонно заметил, что не все так просто: действующий мэр и бывший мэр – это разные вещи. У каждого из нас были какие-то предложения по работе, и через какое-то время нужно было определяться. В декабре мы просто сказали Геннадию Павловичу: «Либо мы делаем фонд, либо расходимся кто куда». И вот, 24 декабря 2000 года, он сказал: «Ну, все, сели в лодку, поехали», но сам он отказался от всех оплачиваемых постов и должностей в фонде. Он же предложил и название, потому что знал, что уже существовало такое юридическое лицо «Евразия». Это мне не понравилось: слишком какое-то напыщенное, прямолинейное название. Но он сказал, что мы еще месяц будем оформлять документы на организацию, поэтому остановились на «Евразии». Этот фонд занимался пропагандой здорового образа жизни, и мы изначально просто влились как культурная составляющая этого фонда, а потом в какой-то момент разделились и перерегистрировались как некоммерческая организация.

Оренбургская делегация на открытии выставки «Белая Роза» на улице Оренбургской в Санкт-Петербурге

- Чем помогал Донковцев, если, как вы сказали, «действующий мэр и бывший – разные вещи»?

- В первые два года он дал массу своих контактов, связей, людей, которые нам впоследствии очень серьезно помогали в наших проектах. Первые визиты в Оренбуржье известных людей: Мстислав Ростропович, Юрий Энтин, Давид Тухманов и другие – это все было бы непосильно без связей Геннадия Павловича. Он договаривался с «Оренбургскими авиалиниями», с Борисом Александровичем Портниковым, чтобы он бесплатно перевозил таких известных гостей «Евразии». Когда мы привозили театры на фестиваль «Оренбургский арбузник», Борис Александрович давал разрешение на перевозку багажа бесплатно, потому что багажа там много - и стулья, и декорации, и чего там только не было. Был только один случай, когда этим «блатом» «Евразия» воспользовалась в личных целях – в день, когда умер Геннадий Павлович, Б.А. Портников бесплатно перевез меня из Краснодара в Оренбург, на похороны Донковцева. Когда мне позвонили, я был в Анапе – первый раз выехали с семьей. Я тогда даже не знал, как оттуда выбираться, и он помог.

Был еще случай, когда мы возили немецкого генерала вместе с оренбургскими студентами и преподавателями открывать выставку «Белая роза» в Государственном музее Санкт-Петербурга, то бывший оренбуржец, а тогда уже заместитель начальника Октябрьской железной дороги Виталий Валентинович Михно сказал: «Я с этими бесплатными билетами сейчас замучаюсь, давайте я вам свой вагон прицеплю». И вот таким образом мы из Питера вернулись в отдельном вагон-салоне. Конечно же, это все было сделано ради Геннадия Павловича.

---

Донковцев в самые тяжелые годы вытягивал город, работа для Оренбурга стала смыслом его жизни

---

- Когда Донковцев покинул пост главы, он изменился?

- Да, Геннадий Павлович изменился с 2000 по 2004 год. Он становился менее пунктуальным, что на него абсолютно не было похоже. Немного расслабился. Потому что глава города Донковцев – это: «сказали в три, значит в три». Сам был пунктуальным и требовал этого от остальных. А тут появилась слабина. К тому же в 2004 году у него диагностировали рак в последней стадии, он проходил курс лечения, реабилитации, а после этого вдруг решил пойти на выборы. У нас к тому времени были уже доверительные отношения. Я помню, мы сидели очень долго вечером, и я говорил ему, что не надо этого, и без выборов работы хватает. У него много было на тот момент занятий: и сельским  хозяйством, и книгами, и с нами тоже возни хватало. Он говорит, ладно, ты сказал, я услышал. И то ли через день, то ли на следующий день у него погибает сын, разбивается на машине. Сын был военный, и Геннадий Павлович очень долго переводил его в Оренбург, чтобы был поближе к семье.  Он его наконец-то перевел, семья воссоединилась, и вот сын погибает. А это уже после лечения, после онкологии. И мы стоим на похоронах, встретились старые работники администрации, говорим друг другу: пусть идет, пусть избирается, чтобы отвлечься, нужно погрузиться в работу. И он начал свою предвыборную борьбу. Вот тогда он вошел в форму бывшего «ГП» – как мы его всегда называли – буквально за месяц. Он опять был пунктуален, четок, ясен. Пусть мы понимали, что это не приведет к победе на выборах. Понятно, что есть всякие предвыборные технологии, и говорят, что если на встречу пришло меньше 100 человек, встречу можно не проводить. Но он проводил, общался, даже если было 20 или 30 человек. Он как будто набирался энергии от людей. Но не забирал, как энергетический вампир, это был какой-то энергетический обмен. Никто от него никогда не уходил морально опустошенный. Наоборот, он подпитывал оптимизмом. Он быстро реабилитировался в плане работоспособности. И, наверное, для здоровья это тоже было неплохо, хотя понятно, что выборы – это в любом случае стресс. Ну, и понятно, что когда он их проиграл в 2004 году – это для него уже не было вселенской катастрофой.

- А он верил в победу?

- Он верил. Он жил работой. Человек, уйдя на пенсию с любого поста, особенно с руководящего, всегда будет присматриваться к работе преемника, возможно, говорить «Они все делают не так. Тут еще вот это можно было сделать. Зачем они так делают?» Если ты не просто отбывал на работе с 9 утра до шести вечера, ты все равно будешь болеть душой за то дело, которое уже делаешь не ты. Для человека, который в самые тяжелые годы вытягивал город, работа для Оренбурга стала смыслом его жизни.

Мстислав Ростропович, Геннадий Донковцев и Юрий Мищеряков в музее Ростроповичей - март 2001

- А как после ухода Донковцева с поста главы складывались отношения с новой властью, с Юрием Мищеряковым? 

- С 2000 по 2004 год со стороны городской администрации существовали опасения, что же такое эта «Евразия», нет ли тут политической подоплеки. Поэтому в тот момент мы больше работали с областными учреждениями культуры. Ну, а потом стало понятно, что бояться нечего – после выборов 2004 года, скорее даже после 2005 года, когда мы поучаствовали в том, чтобы Оренбург обрел гимна города. Это было своеобразное признание «Евразии» со стороны городских властей, как абсолютно чистого от всяких политических игр фонда.

- Расскажите историю написания гимна.

- История была такова: на тот момент уже четыре года как по инициативе Ю.Н. Мищерякова шел конкурс на написание гимна Оренбурга. И все произведения, которые подавались, были хорошие, за это время была написана масса замечательных песен про Оренбург. Но они, во-первых, не совсем соответствовали требованиям, которые предъявляются к гимну, а во-вторых, во всем этом должна была быть какая-то изюминка, забойная штука. Помог случай. Летом 2005 года мы пригласили в Оренбург Юрия Энтина, который провел здесь в эвакуации детство. Во время второго приезда осенью того же года у нас возникла идея: «Если Энтин напишет гимн уже не чужого ему города, это было бы круто». Но было бы неправильно, если бы такая инициатива пришла от «Евразии». Непосредственно предложить такую идею Мищерякову в тот момент мы тоже не могли, это могло быть как-то неправильно воспринято. И я поделился задумкой с Людмилой Александровной Марченко – замглавы города – и она эту идею как-то умело донесла до Юрия Николаевича. Мы пригласили Мищерякова на большой благотворительный концерт Энтина и детского хора «Новые имена» в Ледовом Дворце, где он, после двухчасового представления, прямо на сцене поблагодарив поэта за все действо, сказал: «Юрий Сергеевич, мы тут долго мучаемся, никак не можем гимн написать, и я хочу от всех оренбуржцев попросить вас написать гимн города». На что Юрий Энтин, ни на секунду не задумываясь, тут же при зрителях отшутился: «Юрий Николаевич, извините, но у нас в нашей музыкальной среде людей, которые пишут гимны, называют гимнюками». Короче говоря, он практически прилюдно отказался. Но на следующий день мы давали концерт в Бузулуке, и по дороге туда уже я стал просить Энтина о гимне.  Он начал потихоньку с этой мыслью как-то свыкаться, сказал, что в таком случае ему надо бы пожить в Оренбурге некоторое время, чтобы прочувствовать город, написать. Ровно через неделю мы встретились с ним в Москве, я направился к Энтину по каким-то бумажным делам, связанным с его приездом. В общем, приезжаю к нему домой на Смоленскую площадь, а он в приподнятом настроении: «Замечательно, что вы пришли. Садитесь, я сейчас буду вам читать гимн». Читает. Я обалдел. Доходит до строк: «Здесь храмы есть Христу и Будде, здесь дружат Тора и Коран». Я ему тут же: «Юрий Сергеевич, у нас буддистских храмов нет». Он на секунду задумался и поправил: «Здесь воздают Христу и Будде». Это четверостишие ему навеяла наша прогулка по Оренбург, когда мы были с ним в переулке Шевченко, где епархиальное управление русской православной церкви, напротив – синагога, в створе видно католический костел, а метрах в ста – евангелическо-лютеранская церковь. Он как-то проникся этим, и возникла такая тема. Прочитал еще раз и говорит: надо как-то с музыкой решать. Назвал семь своих композиторов, с которыми он работает и дружит: Шаинский, Гладков, Крылатов… Я ему: «Юрий Сергеевич, Шаинский и гимн?!»  Еще, говорит, есть Давид Тухманов, но он в Израиле сейчас скрылся от всех, пишет оперу про Екатерину Великую. И тут у него мысль возникает: если он сидит в Израиле, пишет про русских цариц… (а в гимне слова «восславим же царицу Анну»!) -  «Сейчас будем звонить Давиду». Снимает трубку: «Привет, Давид, как дела? Я только что приехал из Оренбурга. Ну, ты знаешь, что там город моего детства, там все великолепно. Я написал гениальный текст. Сейчас рядом со мной сидит замглавы Оренбурга. Я ему даю трубку, пусть объясняет». Такая «подача» меня не сильно смутила – сказалась  школа Геннадия Павловича. Он вечно звонил какому-нибудь нашему нефтяному магнату или газовику: «Сейчас приедет мой министр иностранных дел, и вы с ним решите вопрос». Как бы шуткой, но он поднимал уровень своих подчиненных и делегировал какие-то полномочия. Поэтому я, трясущимися руками держа трубку, стал объяснять великому Давиду Тухманову, какое счастье было бы…  Он согласился. После этого я немедленно позвонил Людмиле Александровне Марченко. Говорю: «Вы не поверите, но я только что слушал гимн». И дальше получилось так, что Энтин сказал: мы с Давидом приедем к вам на юбилей «Евразии» и представим гимн. Вовсе не собираясь отмечать 5-летие создания фонда, в этот момент мы поняли, что надо проводить юбилей. Год спустя гимн был утвержден оренбургским Городским советом. Он обсуждался, были голосования, были споры: отдать предпочтения кому-то из местных авторов, или это должна быть классическая форма. Я не знаю. Можно говорить все, что угодно. Текст может кому-то нравиться, а кому-то нет. Но я уверен в одном: одно то, что у города Оренбурга гимн, коль скоро он был кому-то нужен, написан поэтом Юрием Энтиным и композитором Давидом Тухмановым, - это, согласитесь, круто.

---

На тот момент Юрий Николаевич действительно не появлялся ни у художников, ни у писателей, ни там, ни там.  Он говорил, что время такое – надо делами заниматься, а не ленточки резать. Но для художников и писателей это была обида и непонимание – резкий контраст после Донковцева

---

- И с того момента отношения с Мищеряковым наладились?

- Концерт в «Ледовом дворце», на который я очень искренне и настойчиво приглашал Юрий Николаевича, стал отправной точкой потепления отношений. Ведь до этого, во время выборов 2004 года, мной было написано обращение деятелей культуры, под которым подписались наши основные  библиотеки, кинотеатры, театры, национальные общества. Мы все-таки были командой Донковцева, но для меня это была даже не предвыборная акция, а просто те ощущения, которые сложились на тот момент. Тогда же я абсолютно искренне написал статью «Четыре года без культуры». Это было не потому, что мне вдруг стало обидно, что Мищеряков не пришел на открытие какой-то выставки «Евразии».  Дело не в этом. Это было противопоставление. На тот момент Юрий Николаевич действительно не появлялся ни у художников, ни у писателей, ни там, ни там.  Он говорил, что время такое – надо делами заниматься, а не ленточки резать. Но для художников и писателей это была обида и непонимание – резкий контраст после Донковцева. Потому что тот ходил к художникам, к писателям, в мастерские, на выставки, не покрасоваться - внимание проявлял. А у Мищерякова до 2004 года был какой-то блок в этом плане. Вот об этом я и написал в «Четыре года без культуры». Статья разъярила власть. Но нашла понимание деятелей культуры. Этим я как журналист могу гордиться, текст мне никто не заказывал – я сел и написал, как думал. А вот в 2005 году произошла эта история с гимном, и отношение Юрия Николаевича к «Евразии» изменилось. Второй важный момент был в 2008 году, когда мы собирались устанавливать памятник Александру Зассу перед цирком. Мы пригласили Юрия Николаевича как главу города посмотреть на бронзовую скульптуру, когда она еще стояла в ангаре. Он был искренне тронут, восхитился, сразу спросил, чем нужно помочь. Мы говорим: «Обустройство территории». Он спросил, есть ли постамент и сколько нужно на него денег. Сказали, что 150 тысяч рублей, а он: «Все будет, все сделаем». Это такой момент, когда Мищеряков, на мой взгляд, окончательно понял, что ничего страшного и плохого ни мы, ни Геннадий Павлович не собираемся затевать.

Андрей Шевченко, Давид Тухманов, Юрий Мищеряков, Юрий Энтин и Юрий Берг (тогда - мэр Орска)

- Помещение для «Евразии», насколько известно, тоже он помог подобрать?

- Для меня это было очень неожиданный и тонкий момент. Наш «евразийский проект» 2010 года - туристический информационный центр - существовал в «Русском молоте» на Советской. Мы просто увидели, что сдается помещение и решили, что такое заведение должно быть именно здесь. Мы открылись в центре пешеходной зоны, начали подтягивать туда всю имеющуюся в области сувенирку. Стали объяснять тем, кто производили сувениры в основном по заказу администраций, что это вообще людям нужно. Не только для губернатора - подарок подарить гостю заезжему, а вообще нужно, у нас приезжих в Оренбурге масса! Проработали больше года, и Юрий Николаевич у нас внутри никогда не был. Но когда началась реконструкция здания, и мы начали метаться, чтобы найти какую-то замену, я сразу позвонил помощнику Юрия Николаевича и попросил о встрече с Мищеряковым. На следующее утро он меня принял. Это уже был хороший знак, что так быстро. Когда я ему описал ситуацию, он тут же позвонил кому-то и сказал, что для ребят нужно найти помещение, четко обозначив границы: «на участке от Краснознаменной до Пушкинской». Вот тут, честно скажу, я опешил. Мы четко понимали, что это должен быть именно этот участок Советской: ни ближе к Уралу, ни в другую сторону. Это именно тот пятачок, который никак не минуют попавшие в город люди, гости. И здесь человек должен наткнуться на место, где ему расскажут все о городе. И вот Мищеряков сам обозначает это место, - попадание в десятку! Этот случай вызвал у меня признание и уважение по отношению к Юрию Николаевичу в абсолютной форме. Человек с полуслова понял, что это, зачем и почему. Помещение искали долго. Здесь раньше было рекламное агентство «Волна», и в один момент мы увидели, что  дверь занесена снегом наполовину, и мы поняли, что рекламное агентство куда-то делось. Я позвонил в администрацию и спросил: «А что там с «Волной»?». Они говорят: «Точно, «Волна»! Ради бога, заберите». Помещение было в ужасном состоянии, извините, просто загаженная арка. «Евразии» это помещение хотели отдать безвозмездно, но мы в итоге взяли его в аренду.

- Почему?

- Потому что все-таки «Евразия» «Евразией», но здесь располагается магазин «Сувениры Оренбурга», а это уже коммерческая деятельность. Здесь же Оренбургское книжное издательство. Чтобы не было вопросов потом, у нас совершенно нормальная аренда. Со своей стороны мы пытаемся как-то облагородить нашу арку. Кстати, может быть, мы просто пришли к посылу, который на заре «Евразии» исходил от Геннадия Павловича: «Деньги зарабатывать нужно чем-то».

- Вот как-то сама собой тема закольцевалась, и мы вновь вернулись к Донковцеву. В чем, по-вашему, его главное наследие?

- Наверное, это идея того, что надо хранить и приумножать культурное наследие. Этому он уделял большое внимание и как градоначальник, и позже, когда создавались «Евразия», оренбургское книжное издательство. Он понимал, что это важные вещи, что альбомы художников нужно издавать, хоть они и не продаются. Это на первый взгляд нелогично. Но ведь это нужно для сохранения нашего культурного наследия. И он шел по этому пути. Его нет с нами с 2010 года, но Оренбургское книжное издательство продолжает эту традицию, потому что мы понимаем – это нужно. Это не купят, но оно должно быть. Здесь логики нет, а смысл есть.

Никита ГЕРЦЕВ