поделиться ссылкой
— Как вы оцениваете предстоящую избирательную кампанию-2016?
— На первых порах эту кампанию представляли себе потенциально как очень скучную, неинтересную и в некотором смысле рутинную: что четыре партии как были, так и останутся. Ну, чуть-чуть подвинутся их проценты в ту или иную сторону: «Единая Россия», может быть, чуть-чуть потеряет, КПРФ, может быть, наберёт, а может, и не наберёт. Но, в общем, это ничего не меняет. И главное, до сих пор остаётся высокая вероятность того, что избиратель не будет активен, не будет хотеть идти на выборы. Но появление одномандатных округов, причём на фоне нарастающего социально-экономического кризиса, создаёт неожиданную ситуацию, когда появляются возможности для прорыва кандидатов, которые при других обстоятельствах, скорее всего, в партийные списки не попали бы. Это пока только потенциальная возможность, но она уже появилась.
Это очень странные какие-то получаются выборы. Не только без идеологии, потому что идеология сейчас людей не очень волнует, но даже и без повестки дня.
Более того, в ходе праймериз «Единой России» мы уже обнаружили, что были довольно серьёзные конфликты, и в ряде регионов всё-таки были конкурентные «выборы», и они сейчас ещё продолжаются. Поэтому уровень конкурентности явно повышается на этих выборах. Но есть ещё другая, оборотная сторона медали, состоящая в том, что конкурентность эта — непонятно за что. Кроме своих мандатов. То есть, пока все конкурирующие между собой кандидаты не определились, за что, собственно говоря, они борются, кроме как за то, чтобы быть избранными. Это очень странные какие-то получаются выборы. Не только без идеологии, потому что идеология сейчас людей не очень волнует, но даже и без повестки дня.
— То есть без конкретной темы, без фиксации конкретной проблемы?
— Да! То есть, если мы идём на выборы в условиях, предположим, сегодняшней Австрии, то все понимают, что в повестке дня — вопрос миграции. Если выборы происходят в Англии, то все понимают, что очень важно, как кандидат относится к Евросоюзу. Если выборы идут в США, то в повестке дня, на мой взгляд, самое интересное — борьба за социальное государство, то есть попытка Берни Сандерса поднять на щит лозунг бесплатного образования и здравоохранения. Имеется в виду такая повестка дня, которая стала бы осью предвыборных дебатов и осью, по которой бы определяли себя избиратели по отношению к кандидатам. Но такой оси пока нет, она не просматривается. Но очень может быть, что к осени она всё-таки нарисуется в связи с ростом экономических трудностей, социального кризиса и, главное, с потребностью общества что-то с этим делать. Причём мы всё время ждём каких-то волнений, бунтов и протестов снизу, а на самом деле общество не хочет бунтовать, восставать. Общество хочет, чтобы его проблемы решали сверху. Но сверху его проблемы не решают. И в этом смысле возникает своего рода тупик, потому что низы не хотят, а верхи не могут. Именно вот так.
— Обратная формулировка? Точнее, «новая формула»?
— Да. Вот Ленин говорил: «Верхи не могут управлять, а низы не хотят». Факт в том, что низы хотят, чтобы верхи могли, а верхи не могут. Вот в чём дело.
Мы всё время ждём каких-то волнений, бунтов и протестов снизу, а на самом деле общество не хочет бунтовать. Общество хочет, чтобы его проблемы решали сверху. Но сверху его проблемы не решают.
В этой ситуации, как ни странно, выборы могут вдруг ожить. Причём, в самый последний момент. Где-то в последние, буквально, две недели [до выборов]. Они могут резко оживиться, могут появиться дискуссии. Кандидаты, которые почувствуют вот этот запрос выступить представителями общественной потребности перед лицом верхов и давить на верхи, или попытаться стать частью этих верхов, уже реформирующих управление этой страной, могут очень неожиданно и резко взлететь. Как это произойдёт — увидим, потому что у нас сейчас лето, которое людей скорее «размазывает», чем консолидирует и мобилизует, а вот на выходе из лета у нас всегда август со всеми вытекающими мелкими и крупными неприятностями, и затем — стремительно нарастающей конфликтностью. Если люди вспомнят про выборы, то начнётся борьба, это будет накладываться на ухудшающуюся социально-экономическую ситуацию. Если это будет так, то осенью нас ждут очень интересные моменты.
— А с чем связано отсутствие идеологической, и просто проблемной повестки потенциальных кандидатов и партий на выборах? Почему её до сих пор никто не сформулировал? Это отсутствие достаточных (достоверных) социологических данных, на которые все они могли бы опираться?
— Нет. Я думаю, что причина в самом обществе. Дело в том, что само общество ещё пока не способно стихийно консолидироваться, чтобы выдвинуть или поддержать каких-то лидеров, бороться за какие-то конкретные нужды. Хотя при этом все же понимают, что живётся сейчас всем нам (или почти всем) не очень хорошо. Но не хватает консолидации...
На сцену выйдут лидеры, которые обладают способностью формулировать и продвигать общественно необходимую, назревшую повестку дня, обладают для этого информационными ресурсами, харизмой и техническими возможностями.
— Чтобы как раз сформулировать ту самую повестку?
— Да. Общество всё ещё поражено вирусом потребления. Причём парадокс состоит в том, что потребление становится всё меньше, но вирус никуда не уходит. Мой коллега Василий Колташов сказал: «У нас люди являются индивидуалистами без чувства собственного достоинства». Удивительная ситуация, когда каждый за себя, и когда большая часть общества по-прежнему считает, что все проблемы нужно решать в индивидуальном порядке. Когда, к примеру, увольняют врачей, что делают врачи? Очень небольшая их часть идёт устраивать митинги, а большая их часть идёт устраиваться на работу в другие места, какие-то частные клинки, или вообще даже не по специальности.
И вот мы сейчас подходим к такому рубежу, когда выясняется, что исчерпаны ресурсы и возможности личных, индивидуальных, частных решений. То есть, когда решения уже должны быть общественными, комплексными, социально-экономическими, системными. На самом деле, мы этот рубеж уже прошли, и даже некоторое время назад. Но общество этого ещё не осознало. Вот сейчас как раз тот момент, когда, возможно, в ходе этих выборов, или даже после выборов — мы это увидим — общество осознает, что рубеж давно пройден. Точки невозврата далеко позади. Когда они это поймут, то резко изменят своё поведение. И тогда очень инертное и очень вялое общество превратится в довольно динамичное. Когда и как это произойдёт, предсказать очень сложно.
— А если это произойдёт, то на сцену могут выйти даже не политические, а, в первую очередь, социальные активисты, профсоюзные движения? Или каким образом это может начать происходить?
— На сцену выйдут, прежде всего, те лидеры, которые обладают способностью формулировать и продвигать действительно общественно необходимую, назревшую повестку дня, обладают для этого информационными ресурсами, харизмой и техническими возможностями. А затем, поскольку таких лидеров будет некоторое количество, они будут работать локально и, возможно, каждый станет тянуть в свою сторону. Встанет вопрос о том, как это всё может быть превращено в некое социально-преобразующее движение. Тут уже речь пойдёт о координации, о политическом конструировании. Но это вопрос даже не сегодняшнего и не завтрашнего, а, может, даже послезавтрашнего дня. И это послезавтра может наступить очень быстро. Но, тем не менее, нужно ещё прожить эти несколько дней. Эти исторические дни могут тянуться неделями, месяцами, годами, столетиями. Мы не знаем. Но это, скорее всего, может произойти быстро.
Очень интересная ситуация, когда процесс идёт настолько медленно, что он даже не идёт вообще, а потом вдруг начинает нестись. Но мы же это проходили во время перестройки. Мы, собственно говоря, это проходили и в 90-е годы. Сейчас мы нечто похожее наблюдаем в США в связи с кампанией Берни Сандерса, когда вдруг понеслись процессы, которые ещё недавно в Америке казались невозможными, когда ещё несколько лет назад кандидат такого рода казался в принципе невозможным. Мы видели такого же рода стремительно развивающиеся процессы во время европейских кризисов. Уже сейчас вот, допустим, в той же Австрии вдруг на выборах проиграли все крупные партии — разом проиграли. Но не факт, что все люди, которые побеждают — хорошие люди, я в этом совершенно не уверен.
— Тут ещё можно опыт Исландии вспомнить, где к власти пришли, по сути дела, сетевые активисты.
— Да-да. То есть, как это будет происходить, непонятно. Это будет уже зависеть, в том числе, от нашего участия в событиях. Но нужно пройти несколько этапов. Вот сейчас мы на самом раннем этапе. Это этап, когда общество проходит фазу осознания того положения, в котором оно в действительности находится. Конечно, может помочь правительство, которое обещает сразу после выборов кучу разных «приятных» сюрпризов по пенсионной реформе и по образованию, здравоохранению. В общем, по всем позициям. То есть, что они не доломали и не отняли, собираются всё отобрать и доломать, но ждут выборов. Вопрос в том, будет ли общество по нашей российской традиции ждать, пока это произойдёт, или эти вопросы встанут перед выборами, и люди скажут: «А нам обещали, что после выборов у нас отберут и то, и это, и всё остальное». А может быть, мы используем выборы как последний шанс воспротивиться развитию таких событий, но если выборы этой роли не сыграют, то, действительно, тогда где-то в октябре-декабре мы, скорее всего, получим целый пакет новых антисоциальных мер. Кстати говоря, вполне возможно, они будут внесены в Думу, и вот тогда, опять же, посмотрим, как себя будут вести только что избранные депутаты.
Люди, которые сейчас избираются, должны избираться исходя из необходимости в очень близком будущем делать серьёзный выбор, потому что все предыдущие созывы Госдумы, по крайней мере, в последние годы, предполагали, что никакого личного выбора никто из депутатов делать не будет, он не будет вообще политическим деятелем, не будет политическим субъектом, не будет отвечать даже за то, что он говорит, и уж тем более за то, как он голосует. Это никак не повлияет на его судьбу. Он будет, может быть, в глубине души даже против того, за что он голосует.
Сейчас ситуация будет другой. Я думаю, что, конечно, сопротивляться будет меньшинство, но это меньшинство может быть услышано, и у него может быть очень большое будущее.
— Вот этот пакет антисоциальных инициатив — что он ещё может отобрать у общества?
— Главный удар приходится на пенсионную систему.
Прежде всего — это повышение пенсионного возраста, это конфискационная отмена накопительных пенсий. Причём, замечу, что когда это только вводили, я был против идеи накопительных пенсий, в том числе и потому, что заранее предсказывал: это всё равно закончится отменой и отъёмом этих денег. Заранее было понятно, что ничем хорошим это не может закончиться.
Но самое главное, что сейчас готовится — это удар по работающим пенсионерам, которых попытаются поставить перед выбором: либо работа, либо пенсия. Ну, или хотя бы отказ от части зарплаты или пенсии. Это, конечно, очень тяжёлый удар, потому что на работающих пенсионерах очень многое держится. Мы прекрасно знаем, что там, где есть реальное производство, именно старшее поколение является носителем технологической культуры и трудовой дисциплины.
Низы не способны сейчас к какой-то радикальной самоорганизации, что, кстати, тоже понятно, потому что нет опыта и навыков. Есть, скорее, негативный опыт.
— Все промышленные предприятия, в том числе того самого военно-промышленного комплекса, на который делают ставку, держатся на пожилых специалистах.
— Да. Ну, даже, речь идёт, в конце концов, о специалистах 50-ти, 60-ти лет, предпенсионного возраста, которые почувствуют, что на них «наезжают». Представьте, человек ещё не вышел на пенсию, но планировал, что выйдет на пенсию и будет продолжать работать, а ему говорят: «Нет, милый. Либо так, либо так». Его жизненные планы и стратегия, которая строилась очень долго на этом ожидании, будет сразу же разрушена.
И, к тому же, будут продолжаться сокращения, будут продолжаться слияния вузов, будут сокращения больниц. Кроме того, мы ждём второго этапа «Платона», который повысит сборы с грузовиков, и это значит, что цены всё-таки повысятся, хотя нам сейчас всё время говорят, что введение «Платона» не привело к резкому росту цен. И это правда. Но почему это произошло? Потому что дальнобойщики сопротивлялись и практически в два раза понизили сборы. А если-таки повысить эти сборы в два раза, то цены изменятся, это очень серьёзно на них скажется.
Ну и плюс закрытия, увольнения и всякие прочие «прелести». Всё это стараются оттянуть до «после выборов». Опять-таки вопрос: будем ли мы так наивны, что сделаем вид, что это нас не касается, или мы всё-таки поймём, что не нужно ждать до октября, чтобы задним числом обнаружить, как в очередной раз нас обирают. Особенность российских протестов — это протесты постфактум. Когда где-нибудь во Франции готовится какой-нибудь антисоциальный закон, народ сразу выходит на улицу.
Что происходит у нас? Готовится антисоциальный закон. Ну, возьмём знаменитый 122-й федеральный закон. Вот, полгода это готовилось, все это знали, обсуждали, даже какие-то небольшие группы людей протестовали. Опять же, ваш покорный слуга что-то писал, критиковал — никакого эффекта в обществе это не имело. А вот когда этот федеральный закон ввели на практике, тогда-то народ вышел на улицы, устроил блокады, демонстрации, перекрытие трасс и так далее. Это, кстати, очень, я бы сказал, опасный вариант, потому что всегда социальный конфликт, который связан с требованием что-то отменить, получается гораздо более острым, болезненным и драматичным, чем конфликт, связанный с предотвращением какого-то решения. Конечно, по логике вещей, более правильным было бы сейчас, ещё на этапе выборов, бороться за то, чтобы предотвратить какие-то негативные события, которые, в общем-то, нам уже обещаны. Но если мы этого не сможем сделать до выборов, то с большой долей вероятности это произойдёт после выборов. Но, опять-таки, участники событий будут одни и те же. Это будут те же самые люди, которые сейчас баллотируются на выборах, те же самые, которые голосуют или не голосуют на выборах. То есть, собственно народ. Выборы могут стать в последний момент — а именно где-то осенью — тем поводом, благодаря которому можно будет начать обсуждение серьёзных, наболевших социальных проблем.
— Если представить, что эта социальная повестка не попадёт в контекст выборов, а после них — осенью — или уже в 2017-м году, «пакет антисоциальных мер» всё же начнёт реализовываться, то с учётом отсутствия в российском обществе культуры самоорганизации и взаимной поддержки, кто возьмет на себя роль общественного защитника? Как будет развиваться ситуация?
— Я недавно давал одно интервью, где сказал, что, возможно, это будет революция среднего звена. Низы не способны сейчас к какой-то радикальной самоорганизации, что, кстати, тоже понятно, потому что нет опыта и навыков. Есть, скорее, негативный опыт, кстати говоря. И люди реально и обоснованно боятся какого-то экстремизма, каких-то крайностей. В общем, они правы в этом, по крайней мере, по-человечески их понять можно. А с другой стороны, самый верх в этих постоянных призывах к кадровой революции, к революции сверху и так далее — элиты, естественно, ничего менять не будут и не хотят, даже если это катастрофично для страны. Но есть, условно говоря, среднее звено — это какая-то часть провинциальных чиновников, это, возможно, какая-то часть депутатов, в отдельных случаях — некоторые представители губернаторского корпуса, — причём в меньшинстве, отдельные один-два-три, может быть, таких хитрых и амбициозных, которые могут в последний момент выскочить и сказать: «О, а я-то вообще всегда с народом!». Причём не обязательно это будут самые приятные, самые милые люди. И они могут сыграть на этом исключительно из каких-то карьерных соображений, ради личной выгоды и личных амбиций. Но, так или иначе, где-то в середине общественной лестницы может назреть вот такой своего рода бунт. И это как раз люди, которые имеют определённый ресурс, имеют определённые навыки организации и управления. Их слабость сегодня состоит в том, что они крайне разобщены, причём, мне как раз кажется интересным появление одномандатников, потому что они, как правило, привязаны к местным элитам, они, как правило, представляют какие-то группы интересов на местах. Иначе они просто деньги и иные ресурсы не наберут на выборы. Но они представляют группы, которые могут влиять именно на локальном уровне. Однако, как только они попадут в Госдуму, они вынуждены будут хотя бы в курилке встретиться, поговорить, обменяться мнениями и познакомиться. И тут выяснится, что интересы очень похожие, что проблемы похожие, что задачи можно будет решать только сообща, только скоординированно. Вполне возможно, что им удастся собраться — хотя бы некоторым из них — и действовать совместно.
Алексей КОЗЛОВ
Фото: из открытых источников
© 2014 - 2017 Все права защищены.