12 сентября, 2016

Я не смог добиться того, зачем приходил в Госдуму
Я не смог добиться того, зачем приходил в Госдуму

Депутат Госдумы от Оренбургской области Сергей Петров (СР) в интервью «Ведомостям» рассказал, почему не идёт на выборы и как оценивает работу — свою и своих коллег — в нижней палате парламента.

— Я знаю, что мы заняли дорогу, на которой эволюционного выхода, скорее всего, не осталось, мы почти прошли точку невозврата, и, вероятно, система упадёт с большим грохотом, как любая негибкая структура. Мне задавали вопрос: по сценарию какой страны это произойдёт? Я не историк, но я вижу, как такие страны, как Индонезия, Филиппины, возможно, Аргентина, десятилетиями накапливали неэффективность, диктаторы способствовали сосредоточению активов в руках приближённой группы лиц.

— Любая структура от безответственности начинает деградировать. Вы верите, что не от вас зависит окончательное принятие законопроекта, вам не надо ставить на законе Яровой своё имя, после принятия закона вам не надо немедленно его править. В этой ситуации никто не стыдится своего непрофессионализма. И пишет законопроект «Я хочу, чтобы все жили в мире и были добрыми», а как [выполнять] — решит правительство. И дальше пошли в документе отсылочные нормы на подзаконные акты. Такой уровень законотворческой деятельности, невозможный в нормальном парламенте, позволяет нашему принимать по 500 с лишним законов в сессию, не отвечая за их качество. Понятно, что легче проводить не какие-то технические, но нужные бизнесу и населению законы (убрать НДС, упростить техосмотр), а те законы, команду провести, которые дали фракции. Коллеги по комитету смотрят, насколько проходной закон, кто его внёс. Президент? Вообще неприлично дискутировать. Правительство? Тут можно чего-нибудь сказать. Слушай, говорят, это же твой законопроект, ты наверняка его бенефициар, дай и нам чего-нибудь. У нас нет закона о лоббизме. Коллеги не верят, что вы хотите принять закон на пользу всей отрасли, потому что выросли в среде, где никто так никогда не поступал. Скажешь им, что американцы помогли нам в 40-х гг. на лендлизе, потом в 90-е гг., а они тебе в ответ — да какая помощь, это они старые запасы нам сбагривали. И вот такое восприятие — самая большая проблема в общении с ними.

— Циники понимают, что входят в конфликт с партийной верхушкой, и начинают прикрываться словами о необходимости соблюдать партийную дисциплину. Но даже среди единороссов нашлись те, кто голосовал против закона Димы Яковлева, не ссылаясь на фракционную дисциплину. На самом деле такие демарши не являются предметом особого возмущения в Кремле, они больше возмущают окружающих вас депутатов [большинство, которое голосует за]: «Что же мы, получается, подлецы?»

— [Рассказывая про то, что голосовал против закона Димы Яковлева] Коллеги шептали: «Да ты что делаешь? Сейчас тебя и всех нас сожрут». Это та самая история про две морали: в детстве вас мама учит говорить правду, но уже ко второму классу вы понимаете, что в школе надо говорить одно, а на кухне — другое.

— Ментальность может меняться. У нас появилась прослойка — судя по опросам, примерно в 14% населения, — которая требует западного, более сложного понятия парламентаризма, когда защиту предоставляют меньшинству. У нас сейчас самый простой вариант: нас большинство, мы решаем. Вы против большинства? Значит, вы против Родины!

Депутаты не видят для себя никакой ценности в том, чтобы быть независимыми. Избиратели их за это не похвалят, а похвалят за то, что ты, например, для своей области [где территориально избирался] урвал кусок из чужой — вот это достижение. Смысл фразы «инакомыслие — это высшая форма проявления патриотизма» пока ускользает от общества.

— [Отвечая на вопрос, почему не баллотируется на выборы 2016 года] Ограничений для бизнесмена в такой работе очень много: нельзя владеть зарубежными счетами, нельзя иметь иностранные паспорта, нельзя быть членом совета директоров. Нельзя то, нельзя сё. Всё это — огромные нагрузки на управление, на бизнес. В то же время того, зачем я приходил — поднять политическую конкуренцию, гарантировать хотя бы независимый суд, обеспечить строительство институтов, – я добиться не смог. Идёт очень большая обратная волна.

— Считаю, что ситуация постоянно ухудшалась, и один депутат много сделать не мог. Единственное, что я мог, — показать пример независимости другим. Но другие говорили: у него какие-то отношения с администрацией президента, поэтому он себе многое позволяет. То есть большинство всё равно не примет тот посыл, который вы даёте, но кто-то в будущем может последовать вашему примеру.

У нас есть Кавказ, красный пояс. Москва и Санкт-Петербург давно созрели до независимого суда и требуют его. А [Владимир] Васильев [глава фракции «Единая Россия»] нас убеждал, что Кавказ не созрел, поэтому давайте отменим по ряду статей суды присяжных. Многие, как и он, искренне убеждены, что ради целостности страны можно многим поступиться. Мол, давайте эскадра у нас пойдёт по скорости самого тихого корабля. Для единороссов важнее величие государства, его возможность грозить другим, они не ориентированы на права человека внутри страны, на свободное предпринимательство. Они ориентированы ещё на имперскую доктрину, родоплеменные отношения, они ко всему применяют стандарты свой – чужой. Государство закона, честная игра – все эти понятия в их глазах рушатся перед декларацией сделать государство «сильным» в пропагандистском понимании. У них есть своя логика, неизменная тысячу лет. Так просто она не уходит, хотя постепенно начинает расшатываться. Новое время требует посмотреть на другие страны. Почему Швейцария и Австрия процветают, хотя у них нет нефти?

Нам нужно понять, что парламент — это не только место, где производят законы, а ещё и то, где гарантируют мир. Пусть они там дерутся, но они должны гарантировать нам, что на улицы это не выплеснется. Будем ждать, пока количество людей, согласных с таким определением, вырастет. Сейчас 85% населения парламент воспринимают как часть единой власти. Нам нужно пытаться провести в их сознании апгрейд.


Фото: 2012.therussiaforum.com