поделиться ссылкой
Началось все в 1953-1970 годах, по другим данным — в 1962-1969-х. Тогда тресты «Оренбургнефтегазразведа» и «Куйбышевнефтегазразведка» на месторождениях Бузулукского бора пробурили 162 скважины. 100 из них — структурные (335-585 м) и 62 — поисково-разведочные (570-3410 м), однако данные об их точном количестве будут опубликованы только спустя несколько десятков лет. В 1955 году было открыто Могутовское (по другим данным в 1960-м), в 1957-м — Воронцовское и в 1958-м — Гремячевское месторождения. На территориях, где планировалась добыча, разрешалась рубка деревьев. Так, 18 октября 1958 года власти передали два гектара леса первой группы бора Куйбышевской области тресту «Куйбышевнефтеразведка». Участок передавался на два года под разведочную скважину, при этом компания получила право на вырубку деревьев. Соответствующее распоряжение подписал зампред Совета Министров РСФСР Александр Струев.
В 1948-м году бор перестал носить статус госзаповедника, хотя приобрел его всего 15 лет назад — в 1933-м году. Тем не менее, был введен заповедный режим на флору и фауну. Правда, по мнению авторов книги «Геоэкологические последствия нефтегазодобычи в Оренбургской области» — члена-корреспондента РАН, сейчас вице-президента Русского Географического общества Александра Чибилёва и К. Мячина, заповедный режим не соблюдался.
Замминистра спросил, не боятся ли отсюда качать нефть: «Вдруг пыхнет и пойдет огонь полыхать и всё уничтожит!». Рэм Храмов ответил, что боится, но отметил продуктивность скважины — 360 тонн нефти в сутки
Тогда областной организации охраны природы пришлось «вплотную и долго заниматься Бузулукским бором и нефтяниками», — писал в 2000-х журналист Владимир Верстуков, который в период начала добычи был первым зампредом природоохранной организации. «И тогда общественность, специалисты лесного хозяйства, учёные не только области, но и Российской Федерации требовали сохранить бор от возможных пожаров, навести в лесном массиве порядок с нефтяными скважинами и добычей нефти». По словам автора материала, требования были «жёсткими и аргументированными», поэтому исполком облсовета и Совет Министров РСФСР «были вынуждены создать комиссию». В неё вошли 32 представителя министерств и ведомств — «первых и вторых лиц». «В результате Правительством было принято постановление, а исполкомом облсовета — решение, — писал Владимир Верстуков. — В них предусматривалось, пожалуй, всё, что (при условии выполнения) обеспечивало сохранность бора и безупречное содержание буровых скважин. Но тогда не сделали всего, что предписывалось, не сделали и позже». Не совсем ясно, о каких документах говорит автор, так как он выступал, скорее, против создания национального парка на территории Бузулукского бора.
Судя по всему, речь шла о решении исполкома областного Совета депутатов трудящихся №256 от 18 мая 1972-го года «О прекращении добычи нефти и природного газа в Бузулукском бору» — тогда председателем исполкома был Анатолий Баландин. История принятия документа описывается в биографической книге о Рэме Храмове «Рэм Храмов: иду на эксперимент», написанной Самигуллой Баймурзиным. Рэм Храмов с 1964-го по 1976-й годы работал начальником нефтегазодобывающего управления «Бузулукнефть», то есть при нём и добывали углеводороды и консервировали скважины. В годы добычи на территории бора он встречался с первым замминистра нефтяной промышленности СССР Саббитом Оруджевым. Вместе с ним Рэм Храмов облетел промыслы и, в том числе, Воронцовское месторождение в Бузулукском бору. Замминистра спросил, не боятся ли отсюда качать нефть: «Вдруг пыхнет и пойдет огонь полыхать и всё уничтожит!». Рэм Храмов ответил, что боится, но отметил продуктивность скважины — 360 тонн нефти в сутки. «Такое вот богатство, но в реликтовом бору! А он для нас важнее! — говорил глава «Бузулукнефти». — Я хоть и нефтедобытчик, но считаю, что эту скважину надо законсервировать. Так же надо поступить и на Могутовском месторождении». Замминистра предположил, что в ситуации, когда стране нужна нефть, этот вопрос может решить только Алексей Косыгин (с 1964-го года Председатель Совета Министров СССР). «Выходите с предложением, а я поддержу», — сказал Саббит Оруджев. На это Рэм Храмов предположил, что лучше, наверное, сначала обратиться в Госплан СССР к тогда зампреду Совета министров Николаю Байбакову. Доподлинно неизвестно, обратился ли Рэм Храмов к Алексею Косыгину или Николаю Байбакову, однако на 23 февраля 1972-го года Государственная экспертная комиссия именно Госплана подготовила постановление №4 «Об экспертизе технических решений обустройства Могутовского и Воронцовского месторождений в Бузулукском бору». А уже после этого последовало постановление исполкома областного Совета депутатов трудящихся о прекращении добычи нефти.
На фото: Рэм Храмов и Виктор Черномырдин
Тем не менее, в книге также говорится о распоряжении Совета министров СССР №239-р от 5 февраля 1968 года о прекращении геологоразведочных и нефтеэксплуатационных работ на территории бора. То есть юридически процесс прекращения добычи начался за четыре года до принятия решения исполкомом областного Совета депутатов трудящихся. А уже 17 апреля 1974 года появилось решение №17 Президиума Совета министров СССР о прекращении добычи нефти и газа с консервацией всех скважин. Несмотря на это, по признанию Рэма Храмова уже в должности депутата Госдумы (с конца 1999-го года), «вопрос о разработке месторождений в бору периодически поднимался». «Я дважды докладывал председателю правительства Алексею Косыгину о состоянии нефтедобычи в Оренбуржье и конкретно о Воронцовском месторождении, работы на котором мы остановили...».
«Когда ещё в России не было слова «экология», — рассказывает «ОП» Александр Чибилёв, — когда не было ни одного экологического чиновника в Оренбургской области, а сейчас их, может, несколько сотен, тогда всё действовало только на общественных началах. И действовал областной научно-технический Совет Всероссийского общества охраны природы. — Я лично участвовал в заседаниях 1973-го, 1974-го годов, которые проходили в Доме Советов. Я тогда только приехал в Оренбург, и на эти совещания меня брал с собой член-корреспондент АН СССР Александр Степанович Хоментовский. Вот на этом Совете было высказано мнение Оренбургской области, научной общественности по поводу добычи в бору. Мой руководитель Фёдор Николаевич Мильков (известный русский физико-географ, ландшафтовед — «ОП») подписал бумагу о ценности Бузулукского бора. Тогда, в первую очередь, говорили именно о ценностях, а не об угрозах. Была другая терминология. В связи с авариями на скважинах, пожарами и разливами нефти было принято решение о запрете на добычу. Этому предшествовало высказывание общественного и научного мнения. Общественность сыграла главную роль в остановленной добыче в Бузулукском бору. Поступали сигналы из бора. Это был наш (научного сообщества — «ОП») единственный большой успех в 1970-1980-е годы. Хотя, скорее, это успех самого Бузулукского бора. Тогда многие люди ещё осознавали его ценность и уникальность. Так что бор сам себя защитил».
По мнению учёных, статус нацпарка стал жизненно необходим для бора, для его неделимости между Самарской и Оренбургской областями. По мнению нефтяников, для его спасения была необходима добыча углеводородов
Из книги-биографии о Рэме Храмове также известно, что из-за добычи «произошло загрязнение почвы, грунтовых вод и дренирующих рек, под площадки и просеки потребовалось выпелить 900 гектаров ценнейших лесных угодий». Говорится также о пожарах и 60-ти га выгоревшего леса. Поэтому Рэм Храмов стал противником добычи нефти в Бузулукском бору и лоббировал идею создания на его территории нацпарка. В его личном архиве собрана хронология событий организации нацпарка: решения федеральных и региональных властей, переписки, протоколы встреч и заседаний с мая 1948-го года до июня 2007-го.
2 сентября 1977 года распоряжением Совета Министров РСФСР №1444-р Бузулукский бор отнесён к особо ценным лесным массивам. На его основании 27 июня 1990 года областным Советом народных депутатов было утверждено «Положение об особо ценном лесном массиве Бузулукский бор».
В 1978 году Оренбургский отдел Географического общества СССР поднял вопрос об изменении природоохранного статуса Бузулукского бора. О создании на территории бора национального парка научная общественность заговорила тогда же. Хотя впервые идея присвоения бору статуса нацпарка появилась почти 100 лет назад. В октябре 1917-го года он попал в список 46-ти проектируемых национальных парков России, который составил автор фундаментальных работ по страноведению и описанию территории России, теоретик географической науки Вениамин Семёнов-Тян-Шанский.
В 1980 году после консультаций с Министерством лесного хозяйства РСФСР лаборатория мелиорации ландшафтов Оренбургского НИИ охраны и рационального использования природных ресурсов при Оренбургском политехническом институте была готова приступить к проектированию нацпарка. Как пишут авторы книги «Геоэкологические последствия нефтегазодобычи в Оренбургской области», этому сопротивлялись лесное ведомство и местные власти. Постепенно вопрос сошёл на нет. Казалось, что основные документы уже подписаны и вступили в силу — добыча ведь была прекращена. Тем не менее, вопрос обострился в конце 1990-х.
По мнению учёных, статус нацпарка стал жизненно необходим для бора, для его неделимости между Самарской и Оренбургской областями. По мнению нефтяников, для его спасения была необходима добыча углеводородов. Так или иначе, статус нацпарка Бузулукский бор получил только в 2007 году. Однако не стоит думать, что это заслуга только команды Алексея Чернышёва. Почву для этого подготовили ещё при Владимире Елагине, при этом учитывалось и мнение научного сообщества, и нефтяников.
Об истории добычи углеводородов в 1990-х читайте в следующем материале «Оренбургской политики»
© 2014 - 2017 Все права защищены.